Элис. Льюису Кэрролу посмертно.

Чтение этого текста не рекомендуется лицам до 18-ти лет,
а так же гомофобам, сексофобам, наркофобам, книгофобам, матофобам
и прочим нездоровым людям. Всем нормальным людям - приятного прочтения!

Илья Царенко
Но представьте, что это написал не он.
Забудьте и не думайте о нём, читая эту сказку.
Элис

Льюису Кэрролу. Посмертно.
- Открывай дверь, чёртова шлюха, или я вышибу её наженьшень!
«Что на него нашло? Псих… Как я могла связаться с этим психом..?» - нервно шептала Элис, пытаясь затушить сигарету. Тонкие, почти прозрачные пальцы, закованные перстнями с фальшивыми бриллиантами-стекляшками, отказывались слушаться. Несмотря на все старания, мятый окурок продолжал тлеть, издавая характерный, отнюдь не табачный запах. Отчаявшись, она распахнула окно и вышвырнула пепельницу со всем её содержимым в холодное чрево ночного города. От взгляда, брошенного вниз из окна, голова закружилась ещё больше, тело приятно немело и уже казалось не своим. Элис осела на стул возле зеркала, окаймлённого желтыми лампочками, и посмотрела в своё отражение. Ей срочно нужно было прийти в себя.
Настойчивый стук в дверь, сопровождаемый жутким сквернословием, иногда сменялся еле различимым разговором, утопающим в глубоких басовых линиях, доносящихся из клуба этажом ниже. Когда в дверь начинали колотить с новой силой, музыка и бархатный гул ночной жизни улетучивались, оставляя Элис наедине с терзающим грохотом и оскорблениями. Но ей уже было всё равно. Она полуоткрытыми, сонными глазами смотрела в зеркало. Или за зеркало? За тончайшую плёнку, где сидит точно такая же Элис, у которой точно так же жизнь катилась в пропасть, с которой всегда случаются неприятности, и которая тоже работает в этом месте, пропахшем алкоголем, резиной и дождливой тоской. Стены гримёрки, исписанные номерами телефонов и обклеенные рваными постерами из журналов для гомосексуалистов, старый, казалось бы даже викторианский шкаф с вырванными временем створками, флаконы дешёвой косметикой, выстроенные в ряд и напоминающие небоскрёбы Лос-Анжелеса – в отражении всё казалось более живым. И особенно реальной виделась ссадина на щеке, которую Элис скрывала пудрой и длинной спадающей чёлкой. При каждом ударе в дверь щека, почему-то, заливалась жа-ром. Она прекрасно знала, что как только откроет Максу дверь, или когда он сам её выломает, эта ссадина будет обновлена. В лучшем случае.
Макс – так называемый босс. Конечно, были люди, стоящие выше него, но они крайне редко появлялись в этом месте, позволяя Максу проворачивать здесь свои грязные делишки. Наркотики, рэкет, детская проституция – всё проходило через этого негодяя. В двух-трёх кварталах в округе Макса знала каждая голодная до развлечений собака. Клуб «Доллхаус» был зловонной норой уробороса. Здешний чернокожий фюрер зачастую знал больше о том, что говорят за его спиной, чем то, что говорилось в лицо. Скрыть что-то от Макса было не лучшей идеей и весь «обслуживающий персонал» клуба, да и клиенты тоже, знали об этом. Но от того, что предлагалось в этом месте, невозможно было устоять. Казалось, сам Дьявол благословил эту дыру. Плати, играй по правилам и ты получишь всё, что только может пожелать твоя прогнившая душонка.
Бывают люди, которые плывут по жизни, как по благодатному ручью. Колледж с отличием, форд в подарок от небедных родителей, потом - высокооплачиваемая работа, свой бизнес, большая дружная семья и двухэтажный домик на берегу озера. Такие люди бывают, и, порой, кажется, что их слишком много. Элис не относилась к их числу.
Незавидная судьба - в пятнадцать лет потерять всю семью в авиакатастрофе. В этом возрасте такая потеря просто ломает человека. Девочку взял к себе на попечение дед, спасая её от интерната для детей-сирот. Едва они нашли общий язык, прожив в его ветхом домишке полгода – старик, заядлый курильщик, помирает от рака лёгких. И Элис остаётся на улице. Далее всё по законам жанра – плохая компания, плохие утехи и в итоге плохая жизнь. Обстоятельства сыграли роль палача для девушки. Так «Доллхаус» стал последним пристанищем обезглавленной дурочки, способной зарабатывать на жизнь только своим стройным телом.
- Я тебе последний раз говорю: открой чёртову дверь! Мне нужны мои бабки и ты сейчас их отдашь до последнего цента! – нигерская брань и грохот ботинок о дверь со звоном влетели в помутневшее сознание Элис как камень в оконное стекло.
- Эээ… Сейчас. Макс, я… я сейчас открою. – она вскочила со стула подвернув каблук и чуть не влетела головой в расставленный из косметики Лос-Анжелес. Из распахнутой форточки дул сквозняк, разбрасывая по гримёрке ватные тампоны для снятия макияжа. Рваные постеры с голыми мужиками трещали как крылья стрекозы. В такой нервной обстановке трудно собраться и взять себя в руки. «Этот декабрь для меня явно не выдался…» - спонтанно сказала про себя Элис пытаясь закрыть форточку.
- Что ты там, ёб твою мать, делаешь? – орал за дверью Макс. Было слышно, что с ним стояли какие-то люди. Скорее всего - другие девчонки, которым нужно было переодеться или смыть косметику.
- Я… Я переодеваюсь, подожди..! – неловко крикнула Элис с неудавшейся ноткой вызова.
- Ты, бля, уже пол грёбаного часа переодеваешься! Открывай!
- Пять минут, Макс..! Ещё пять минут.
В ответ последовал только нервный удар подошвы о дверь. Макс опять с кем-то болтал. Он дал ей финальный таймаут, чтобы она привела себя в порядок и, наконец, впустила его.
Элис уже была готова повернуть ключ и впустить сутенёра, но вовремя заметила, что на ней всё ещё «рабочая форма». Подтянутое корсетом короткое декольтированное платье британской горничной, светлый ситцевый передник с китайским иероглифом «любовь», полосатые чёрно-белые чулки и лакированные высокие сапоги на ремнях. Намордник и поводок она уже сняла, они лежали на столике и блестели редкими стразами. Макс говорил, что танцуя в этом образе, Элис всегда получает больше чаевых. Да, ему было дело даже до чаевых своих девочек. Мимо бухгалтерии «Доллхауса» не проходил ни один доллар.
Вывернув нервно трясущиеся руки назад, Элис с трудом развязала шнурок и стянула корсет. Кукольное платье вместе с передником само соскользнуло с тела. В откровенной наготе, если не считать полосатых чулков, девушка рылась в шкафу в поисках короткого топика и трусиков. Килограммы чужого нижнего белья, грязного, испачканного желтизной выделений, а кое-где и кровью, испускали амиачное зловоние. Так может пахнуть только в раздевалках у футболистов. Отыскав своё невзрачное бельё, она сперва одела через голову топ, после чего натянула спортивные трусики на свою маленькую задницу. Потёртые джинсы, серый свитер с сезонной распродажи, кеды и бежевая кожаная куртка, скорее напоминающая пиджак. Так каждый вечер, за несколько минут, бывалая танцовщица и по совместительству проститутка Элис превращается в серую мышку, каких в норах и тоннелях города - тысячи. Ремесло выдавал только не смытый яркий макияж: фиолетовая помада на тонких губах, накладные ресницы и блестящие тени на веках в тон помаде. Девушка расчесала чёрные волосы, подстриженные под французское каре, подхватила сумку со спинки стула и подошла к двери. Взявшись за ручку, Элис оглянулась назад. Лёгкий дурман ещё не до конца отпустил её: викторианский шкаф двоился, будто от мелкой дрожи, лампочки на зеркале резали глаза едкой желтизной. Тогда внутри девушки возникло и тут же исчезло как дымка про-роческое чувство, которое на словах можно описать так: «Я здесь в последний раз».
Щелчок, и дверь открыта. Это следовало сделать гораздо раньше, но уже было поздно думать об этом. Бешеные лучи светящих снизу стробоскопов - салатовых, красных, лазурных, создавали угрожающий фон для высокого широкоплечего человека в шляпе. Чёрный трикотажный костюм сливался с кожей Макса. Казалось, что это не человек, а ожившая тень. Только белый треугольник не совсем свежей рубашки, выглядывающей из под пиджака, вдыхал в этот тёмный силуэт жизнь. От него пахло озлобленностью, в такт резкому порфюму.
- Мак… - только и успела открыть рот Элис.
Макс напористым шагом вернул девушку в гримёрку и закрыл за собой дверь. Шлюхи, стоявшие снаружи, в недоумении перешёптывались. Клацающее техно стихло за захлопнутой дверью.
- Чем это тут, блять, пахнет? – Макс ходил по гримёрке как чёрный призрак и шмыгал своими широкими лоснящимися ноздрями. – Ты что, опять это дерьмо курила?
- Нет, ты что… - запинаясь, выдавила Элис. Она неподвижно стояла спиной к двери. Геи со стен, белоснежно ухмыляясь, смотрели в её глаза.
Сутенёр подошёл к ней вплотную. Из его рта неприятно пахло второсортным виски.
- Ты за кого меня держишь, потаскуха? – от приплюснутого носа Макса до носа Элис было не больше сантиметра. – Думаешь, я совсем сторчался, что запах аф-ганской дури не почую?
- Я курила сигарету, Макс…
Он молча повернулся спиной к Элис. Несколько секунд он стоял так, покачивая головой. Разворот, вспышка, и левую щеку Элис обжигает болью тяжёлая ладонь Макса. Ссадина взвыла как серена, но Элис не издала ни звука, только склонив голову, сползла вниз по двери, держась за щеку. Ей уже не на что было обижаться. Горькое смирение – всё, что осталось в её сердце.
- Ты помнишь, что я тебе говорил? Помнишь, а? – начал Макс, присев на корточки рядом с девушкой. В его голосе, кажется, появились оттенки тепла, но Элис знала, что её босс – отличный актёр. – Я тебе говорил: будешь себя травить этим дерьмом, я тебя вышвырну отсюда, как вшивого котёнка. Говорил? Отвечай.
- Да… - тихо сказала Элис, не поднимая глаз.
- Ты хочешь быть такой же непросыхающей мразью как твои подружки? Тут кое-кто из них уже белым балуется. Ты им передай, что я в курсе.
Макс протянул свою чёрную руку с золотой печаткой на безымянном пальце к лицу Элис и с той нежностью, на которую вообще был способен, приподнял её подбородок. Чёрная тушь с оттенком фиолетового тонкими трещинками стекала по её фарфоровому лицу.
- Я не хочу для тебя такой жизни, Элис. – он говорил то, что повторял уже тысячу раз в подобных случаях. – Ты моя кукла. Алиса, в этой порочной стране чудес.
Элис была у Макса в фаворе. Об этом шептались и шепчутся по сей день в кулуарах «Доллхауса». Он любил её настолько, насколько позволяло его ремесло. Отношения между проституткой и сутенёром не могут быть серьёзными – это будет мешать бизнесу. Стриптизёрша в коротком платье и полосатых чулках могла быть хорошим рычагом, через который можно было воздействовать на Макса. Только никто не рисковал даже прикасаться к этому рычагу.
Он убрал с её лица чёрные пряди и поцеловал девушку в лоб. На несколько секунд он застыл в этом поцелуе, потом поправил шляпу и поднялся во весь рост.
- Ладно, теперь о делах. – сказал сутенёр, оперевшись о подоконник. – Где деньги?
Это он о чаевых.
- В столе там, снизу. – вытирая намокшие глаза, Элис указала пальцем на ниж-нюю шуфлятку стола с зеркалом.
Макс взял тонкую пачку наличных, перетянутых резинкой, и два раза пересчитал их.
- Здесь всё?
- Да.
Он подошёл к Элис, взял её за плечи и поднял с пола на ноги. «Сейчас опять ударит» - горько подумалось в голове.
- А почему так мало? – еврейским тоном пропел Макс и помахал пачкой перед носом.
- Макс, это все деньги, клянусь…
Он схватил её за лицо и придавил пальцами щёки к зубам. Несмотря на трагизм ситуации, лицо Элис, со сложенными бантиком губами, выглядело комично.
- Я тебе и так хорошо плачу, *нецензурная брань*. Если ты меня хоть раз наебёшь, я тебя выебу и высушу в этой же грязной комнатушке. – процедил Макс сквозь зубы, резко убрал руку с её лица и вышел в коридор хлопнув дверью. Злой чёрный призрак исчез так же, как и появился.
Элис простояла неподвижно с минуту. Как только быстрые цокающие шаги Макса растворились в трансовых секвенциях, она сама вышла из гримёрки.
- Он тебя опять бил? – грустно и с сочувствием спросила одна из девушек, стоявших в коридоре.
- Да нет, он просто за деньгами пришёл. – улыбнулась Элис и блеснула глазами.
- Знаем мы, как он в последнее время за деньгами приходит. – переглянусь про-ститутки. – Дьяволу всё сходить с рук. Но до поры до времени…
- Ну всё, пока! – бросила Элис и сбежала вниз по лестнице.
«Боже, он точно ненормальный маньяк… То бьёт, то жалеет» - опустив голову ду-мала Элис, пробиваясь через танцпол к чил-ауту, где находился выход из клуба. В этой невзрачной одежде, в простых джинсах и недорогом пиджаке, она выглядела настолько обычно, что некоторые танцующие оборачивались в недоумении. Никто не мог узнать в ней ту самую Элис, что зажигает ночь на хромированном шесте по средам и пятницам. Одежда может скрывать не только определённые части тела, но и определённые профессии.
Снаружи шёл дождь. Редкие машины с шипением проносились по мокрому ас-фальту, рассыпая колёсами разноцветные брызги, как стеклянный бисер. Вывеска клуба и витрины магазинов горели ярким неоном. От их холодного света Элис прознобило и она застегнула верхнюю пуговицу куртки. Сырая погода стояла здесь с середины осени, и каждый раз, выходя из «Доллхауса», Элис посещала мысль, что завтра нужно одеться теплее.
До района, где квартировалась Элис - час езды на автобусе. От клуба до остановки – пятнадцать минут прогулочным шагом. День ото дня она возвращалась домой одним путём и знала в лицо всех бродяг с этой дороги.
- Эй подруга, пойдём перепихнёмся! – крикнул ей в след чернокожий бездомный, один из тех, что грелись у горящей бочки в закоулке.
Устаревшая шутка. Грязный нигер с характерным прокуренным голосом так шутил минимум раз в неделю. Элис, не сбавив шаг, через плечо показала средний палец. В ответ компания бродяг разразилась громким смехом вперемешку с бронхиальным кашлем.
«Добрые жители Страны Чудес» - подумала Элис и улыбнулась уголком фиолетовых губ.
На исписанной граффити остановке было безлюдно. Автобус пришёл почти сразу. Наверное, последний автобус в эту ночь.
Пустой салон скрипел сидениями и раскачивался из стороны в сторону, подвес-ные поручни гипнотически стучали друг о друга. Элис прикрыла глаза и подумала о покойном дедушке.
«Элис, детка, знаешь, кем бы я хотел, чтобы ты стала? Балериной..!» - мечтательно говорил старик, держа курительную трубку у рта. Он любил смотреть как внучка катается на качелях, сидя в деревянном кресле на крыльце. Старое пятнистое лицо, обросшее щетиной и белым пушком, напоминало гусеницу. Только глаза оставались юными, как у неисправимого романтика. «Твоё тело создано для танца.» - глаголил дед, выпуская облако белого дыма изо рта. – «Ты, видать, в бабушку пошла. У неё тоже были такие длинные, крылатые ноги. Когда мы с ней танцевали вальс, казалось, что я вот-вот оторвусь от земли. Такая лёгкость…». Старый пердун уносился в долины своих воспоминаний и Элис чувствовала себя одинокой. Когда он вспоминал бабушку, которую девочка знала только по его рассказам, она ощущала себя ненужной и совсем осиротившей. Память о своей покойной супруге делала мохнатое лицо гусеницы по-настоящему счастливым, а внучка рождала в нём только мысли о скорой смерти.
Когда дед заканчивал свой земной путь в бесплатном хосписе, Элис каждый день навещала его. Однажды лёжа на койке, старик взял внучку за руку и посмотрел на неё своими иссякающими, побелевшими глазами. «Девочка моя, пообещай, что ты станешь танцовщицей, как твоя бабушка. Мой сын, то есть твой отец, тоже хотел этого». Элис кивнула, вытирая слёзы. «А теперь ступай. Мне надо поспать» - сказал старик и отпустил её руку.
На следующий день в ветхом доме деда зазвонил телефон и сообщил, что он скончался ночью в результате остановки сердца. Элис мужественно выслушала и положила трубку. Всю прошлую ночь она отрыдала в полном одиночестве. Не деда она оплакивала, не родителей. А свою жизнь, похожую на жестокое испытание. Сейчас просто не оставалось сил лить слёзы.
На похоронах присутствовало только пять-шесть человек: Элис и несколько стариков-ветеранов, с которыми дед воевал во Вьетнаме. Медленно падал снег, один из сослуживцев вытирал щёки платком, сидя в инвалидном кресле. «Гусеница превратилась в бабочку» - тихо сказала Элис и медленным шагом направилась к выходу из кладбища.
В мысли Элис влился странный, ритмично чвякающий звук. Он был отчётливо слышен сквозь гул автобусного двигателя. Девушка открыла глаза и обернулась назад. В густой темноте на задних сидениях, в фривольной позе сидел мужчина и методично дёргал рукой пах. Фонари, мелькающие за окном, отражались в его очках и пунктирно освещали зажатый в кулаке член. Рассмотрев в чём дело, Элис тут же отвернулась лицом к окну. Хлипкие звуки нагоняли тошноту, она уже хотела попросить водителя остановится и выпустить её на ближайшей остановке, но извращенец на задних сидениях издал пошлый звук удовлетворения, отдышался и сам направился к кабине шофёра. Автобус остановился, и мужчина вышел наружу. Провожая взглядом этого человека, Элис обратила внимание на то, что он был довольно неплохо одет и в руке нёс дорогой кейс. Фигура растворилась в дожде и девушка поняла, что ей самой пора выходить на следующей остановке.
В квартале, где жила Элис, казалось, дождь закончился ещё днём. Она шла в сторону дома по сухому тротуару, обходя редкие пятна луж. Надо было зайти в круглосуточный магазин, но она с приятным облегчением вспомнила, что в холодильнике ещё остались пирожные и немного молока. С самого детства Элис была приучена к сладкому, и по сей день львиная доля её рациона состояла из шоколада, заварных булочек, кексов и тортов, которые она запивала подслащенным чаем или молоком. Девушка терпеть не могла мясо, рыбу, большинство овощей, считая их любо противными, либо попросту безвкусными. Даже негодяй Макс баловал её сладкими угощениями. Облизывая языком её шею, он говорил, что у неё сладко-ментоловая кожа.
Интересно, чем сейчас занимается Макс? Развлекает себя грязной оргией под какой-нибудь немецкий дарквэйв, или потягивает пуэр с коллегами по бизнесу? Впрочем, думать сейчас о чёрном призраке в шляпе хотелось меньше всего.
Элис толкнула стеклянную дверь, вошла в апартаменты и кивком поздоровалась с посапывающим консьержем. Он рос за стойкой как толстый очкастый гриб. С ним вообще можно было не здороваться, он бы не обиделся. Элис наклонилась через стойку и сняла со стены ключи от своей квартиры. Брелок с китайскими бубенчиками мистически зазвенел в полумраке фойе. Она вызвала лифт и поднялась на свой 17-ый этаж. Длинный облезлый коридор с мерцающими люминесцентными лампами, расколотая плитка под ногами и так пусто, как в больнице, из которой сбежали все пациенты. Подходящие декорации для низкобюджетного японского ужастика.
В квартире было прохладно: светлые шторы гуляли волнами под распахнутым окном, как беспокойные мёртвые души. Элис закрыла форточки, скинула с плеч пиджак и включила свет. Щёлкнув электрочайник, девушка взяла в руку маленькое зеркальце и принялась снимать макияж ватными тампонами. Закончив, она сняла с пальцев фальшивые перстни и ссыпала их в деревянную шкатулку на столе. Разноцветные стекляшки на кольцах, точно как у шестилетней девчонки, хранящей их в пластиковой коробочке из под фруктовых леденцов, были, почему-то, очень дороги для Элис. Может быть потому, что они так обманчиво дорого смотрелись и напоминали настоящие камни.
Закончив смывать косметику и переодевшись, Элис включила лёгкую электрон-ную музыку, к которой приучил её «Доллхаус», и налила в чашку горячий чай, слегка разбавив его молоком. Откусив кусочек пирожного и оперевшись подбо-родком о ладонь, она посмотрела в окно. По чёрному рельефному холсту города рассыпались будто-то бы точно такие же разноцветные стекляшки, что были на кольцах. Некоторые медленно двигались по линиям автострад, некоторые мерцали, некоторые неподвижно висели в воздухе и пристально смотрели в её уставшие, но играющие детством глаза. И когда кто-то учтиво постучался в дверь, Элис не вздрогнула и не обернулась. Она ещё с полминуты не могла оторвать глаз от сказочных светлячков, которые говорили с ней через оконное стекло. Только когда в дверь стали настойчиво звонить, девушка отвлеклась и направилась в прихожую встречать полночного гостя.
Она знала кто это.
Повезло тому, кто повстречал в своей жизни человека, способного его по-настоящему понять. Слово «друг» к нему уже абсолютно не применимо. Брат? Уже теплее. Но лучше всего назвать такого человека частью тебя. Настоящей второй половиной. Не заверенной в паспорте под брызги шампанского, а ментальной, метафизичной частью тебя. Найти её – может даже представиться целью жизни. Потому что только тогда ты почувствуешь, что по-настоящему кому-то нужен. И не временно, а навсегда. И даже смерть не разлучит вас.
И Элис повезло. Наверное, самая большая удача в её короткой жизни.
На пороге, в свете мерцающих люминесенций, стоял худой, голый по пояс короткостриженый парень и улыбался.
- Бонжур, сестрёнка. – улыбнулся он ещё шире блестящими вставными зубами.
- Привет! – радостно выкрикнула Элис, и они обнялись.
Это Поль. Бывший наркоман и просто хороший парень. Он въехал в этот дом полтора года назад и осел здесь, как он сам говорит, до лучших времён. Ему около тридцати, он фотограф, родом из французского Леона. Пять лет Поль сидел на героине, пока окончательно не высох и не потерял половину зубов. Только тогда он, наконец, согласился ехать лечиться в штаты по инициативе родителей. Три месяца интенсивной терапии, два года реабилитации и француз на свободе. Отмотав почти тюремный срок в клинике, возвращаться на родину не хотелось. Он получил регистрацию на проживание, устроился фотографом в отдел криминалистики и стал арендовать квартиру в доме, где ещё раньше поселилась Элис.
Они познакомились почти сразу. Несколько раз столкнувшись у стойки грибопо-добного консьержа, Поль, наконец, спросил имя у девушки брюнетки. Спустя неделю он заходил к Элис с поводом узнать, где поблизости аптека или ещё какое-нибудь вполне очевидное место. Ещё через неделю они переспали. Но это не было отправной точкой для какой-то любовной связи. Это было что-то вроде окончательного закрепления знакомства.
Первое время Элис слегка сомневалась, стоит ли связываться с этим испещрён-ным татуировками типом. Он часто пропадал, потом, спустя несколько дней, возникал снова, будто из воздуха. Она - накручивала себе, что он занимается какими-то нечистыми и опасными делами, он – объяснял всё тяжёлой работой криминального фотографа. В конце концов, странные исчезновения стали редкими, а если Полю и нужно было отлучиться на день-два по работе, он тут же сообщал об этом своей новой подруге. На вопрос француза «где ты работаешь?» она врала, что подрабатывает в Мак Дональдсе официанткой. Но ложь была банально разоблачена, когда Поль вместе с коронером прибыл на место преступления в «Доллхаус» (Макс в очередной раз кого-то пришил) и к не большому удивлению увидел там свою соседку, обвивавшую длинными полосатыми ногами шест. Элис долго плакала и просила прощения, но битый жизнью кот Поль только блеснул серебряными зубами и сказал, что понял, чем она зарабатывает на жизнь, впервые увидев её. Нелепая, стыдливая ложь глупой девчонки, казалось, его только умиляла.
Так и жили под крышей одного дома, но в разных квартирах, клубная шлюха и некрофотограф. И жили, надо сказать, счастливо. Это не была любовь между мужчиной и женщиной. Это была просто любовь между двумя людьми.
Вместе с Полем в уютную квартирку Элис вплыл аромат индийских благовоний. Его парфюм был загадочен и узнаваем.
- Может, включишь Депешь Мод? – сказал Поль отхлебнув чаю с молоком из кружки Элис. – Что-нибудь из раннего. Я же тебе «Мьюзик фо зэ Мессес» приносил как-то. Возле центра там валяется, наверное. Посмотри.
- Окей. – кивнула Элис и вставила в проигрыватель диск с записью. Воспроизведение началось с третьего трека. – О, моя любимая песня.
- Наша любимая. – поправил её Поль и рассмеялся. – Ну что, может, ко мне под-нимемся?
- А чем тебе у меня не нравится? Мы вчера у тебя были, сегодня давай здесь.
- Ну, я кое-чего достал сегодня.
- Чего-чего? – с любопытством мурчала Элис, обняв парня за шею.
- Ребята со склада вещьдоков кое-чем угостили.
- Я сегодня уже курила, Пол. – она называла его Полом. Так было привычнее для её языка. – И, кажется, меня ещё не до конца отпустило.
- Наверное, за это ты и получила от своего нигера по лицу.
Она промолчала, словив его взгляд у себя на щеке.
- Не играй с ним, девочка. Послушай хоть меня. – серьёзно сказал француз.
Элис нечего было сказать. В пропитанном Индией воздухе повисла тишина.
- Ладно. – Поль хлопнул в ладоши, как бы прогоняя безмолвие, и взял подругу за руку. – Пойдём ко мне, у меня веселее будет.
- Пойдём. – улыбнулась Элис и сильнее сжала его ладонь.
Лифт поднял их на последний этаж, где и жил Поль. Его двухкомнатная квартира напоминала фотолабораторию, приспособленную ещё и для жилья. Обрезки фотоплёнок, тёмные, пугающие негативы и готовые снимки, высыхающие на прищепках, не конфликтовали с расстеленной кроватью и большим широкоформатным телевизором. На столе, среди книг Камю и Бальзака, были аккуратно расставлены съёмные объективы и телезумы. Эта композиция тоже напоминала какой-то город. Может Нью-Йорк до одиннадцатого сентября, а может Пекин. Элис чувствовала себя в этой кошачьей берлоге так же уютно, как и у себя дома.
- Пол, это те фотки, что ты снимал в сентябре? – крикнула она французу, разли-вающему кофе на кухне. На белой постели были разбросаны нецветные фотографии. – Боже, какая я тут страшная…
- Ты там самая прекрасная! – громко сказал Поль и рассмеялся. – Элис, ты пре-красна! Особенно на снимке с кроликом.
- Он был такой милашка, только вырывался из рук, как будто куда-то спешил.
- Может быть и на самом деле спешил. – Поль вошёл в комнату с двумя чашками дымящегося кофе. Запах свежемолотой арабики дополнял восточный аромат, стоящий в квартире.
- У тебя пахнет мудростью. – просто так сказала Элис.
- А у тебя – любовью. – просто так ответил Поль.
Они сидели на полу и в приятной тишине пили кофе. Элис, в который раз, принялась рассматривать татуировки на жилистом теле парня. От пояса до самой шеи оно было изрисовано фантастическими шаманскими узорами. Деревья превращались в ленты, ленты рассыпались на стаи птиц, которые ближе к груди собирались в колючую проволоку, обвивающую пропирсингованные соски. Если смотреть на эту масштабную татуировку в общем – создавалось чувство, что тело Поля было перетянуто метаморфозами и абстрактными фантазиями, будто верёвками. Авторство этого произведения принадлежало старшему брату Поля, скончавшемуся от передозировки, когда они ещё жили в Леоне. Поль говорил, что в тот период брат принимал ЛСД и разрабатывал свой стиль росписи по телу. Наследство, оставленное им на коже у младшего брата, было одной из первых удачных работ в индивидуальном направлении. «Ты не жалеешь, что сделал себе эти странные татуировки?» - спрашивали у него. В том числе и Элис. «Во-первых - их сделал не я, а мой брат. Во-вторых - это всё, что у меня от него осталось» – отвечал всем тупо-любопытным болванам Поль.
Осушив чашку, француз поднялся с пола и достал из стола маленький пакетик с коричневым содержимым. Он подразнил им перед лицом Элис, улыбнулся, и положил его ей на ладонь:
- Вот. Можешь понюхать. Ребята из отдела уже пробовали, говорят, отличная вещь. Конфисковали у какого-то араба прошлой ночью. – он подошёл к телевизору, где были беспорядочно сложены компакт-диски с музыкой. – Ты трубку мира достань из-под кровати, а я пока один альбомчик поищу, хочу его с тобой послушать.
- Запах такой сильный, наверное, самые верха. – поморщилась Элис, вдохнув полной грудью из пакетика.
- То, что надо, сестрёнка. То, что надо! – предвкушал Поль. Через секунду его глаза широко открылись, будто он вспомнил что-то очень важное. – Кстати, сегодня ездил на вызов. Убийство, и прямо в офисе бизнес-центра. Грохнули бабу какую-то, вроде она даже президентом компании была. Я бы всё правильно понял, если б фотографировал голову с пулевой дыркой во лбу. Но тут работал маньяк. Голова была отрублена, а в лоб вбита гвоздём карта с дамой червей. Представляешь?
- Всё, не продолжай, пожалуйста… – девушка скривила губы.
- А тело пока вообще не нашли. Только эту жуткую голову с букетом жгуче-красных роз и картой на лбу. Такой натюрморт у меня вышел вкусный. Завтра с участка тебе принесу фотки, посмотришь сама.
- Не шути так! Меня и так уже, чувствую, ждёт бессонная ночь…
- Я сделаю всё, чтобы ты сегодня крепко спала, красотка. – с нотками игривой пошлости сказал Поль. – О, вот и диск нашёлся.
DVD-плеер, соединённый с внушительной стерео-акустикой, с шипением проглотил компакт-диск. Поль нажал на кнопку пульта. Динамики начали говорить и заикаться на одном слове. Элис недоумённо посмотрела на Поля. Он прищурил глаза и сделал знак указательным пальцем, читаемый как «подожди-подожди, это вступление!». Через полторы минуты заикания сменились на слова, пробивающиеся сквозь помехи и, наконец, плотно застучала электронная бас-бочка, вырисовывая ритм. Трек постепенно разогревался в духе музыкальных приёмов 90-х.
- Это «Коричневый Альбом». Второй по счёту альбом Орбитал. Может, слышала о такой группе. Классика жанра. Этот диск я привёз из Леона. Когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, мы зажигали под эту пластинку до утра. Да, были времена…
На мгновение француз напомнил Элис её старика. Это даже позабавило её.
- По-моему, я раньше слышала эту группу. – сказала она. – Звучание такое, что детство вспоминается. Какие-то всплески воспоминаний. Может родители слушали…
Внезапно ей стало невыносимо тоскливо. Ностальгическая грусть свалилась на неё из ниоткуда. Поль заметил это и убавил звук на пульте.
- Ты чего? – спросил он.
- Всё в порядке. Просто музыка такой знакомой кажется и напоминает далёкое детство и родителей, которых я уже почти не помню.
- Ну так получай от этого удовольствие. Вслушивайся ещё сильнее, вспоминай. А что вспомнишь, можешь мне рассказать, я не против.
Элис грустно улыбнулась и Поль прибавил громкости.
Развалившись на полу, они слушали музыку и делились историями из детства. Поль рассказал, как учась ещё в школе, они с братом подожгли класс. Отец, за-платив огромный штраф, молился стоя на коленях перед директором школы, чтобы ребятам позволили дальше учится здесь. А Элис, затянувшись марихуаной, откашлялась, и стала артистично описывать как отец учил её ездить на велосипеде, а мама боялась, что пострадает от этих экстремальных курсов он сам. Альбом Орбитал шёл уже по второму кругу, а они наслаждались тем, что им до сих пор было о чём рассказать друг другу.
- Отличная трава, парни не обманули. – распростёршись на полу блаженно протянул Поль не открывая глаз.
Элис любовалась им. Она путешествовала взглядом по татуировкам: летала вместе с птицами по его телу, ощущала боль от колючей проволоки, врастала корнями в живот и сгорала в огне по линии бёдер. Элис внезапно осознала гениальность этого творения и его создателя. Покойный брат Поля как бы говорил с ней через эти рисунки. Спокойным голосом далёкого Леона. «Оберегай его, как он оберегает тебя. Живи им, как он живёт тобой. И не отпускай его, не смотря ни на что…» - говорили языки пламени, а щебет чёрных птиц вторил им. Трава действительно была сказочной.
Тело девушки налилось обжигающей страстью, в животе будто заработал ядерный реактор. Это она ощущала только с ним. Сделав музыку ещё громче, Элис бросилась на Поля как чёрная пантера. Только она не хотела играть роль убийцы. Кошка сама желала стать жертвой на белом алтаре постели. Она стянула с француза штаны и начала смачно работать ртом. Поль положил свою ладонь ей на голову, теребя пальцами чёрные пряди. Он и она одновременно чувствовали, как Инь и Янь сомкнулись в бешено крутящийся, раскалённый шар. То, что Элис приходилось делать в «Доллхаусе» за деньги, даже глупо было сравнивать с тем, что она испытывала с Полем. Что приятнее: свежее холодное пиво, или вчерашнее, нагретое духотой быта? «На любителя» здесь не прокатит, ведь и так всё ясно.
Свет погас. Они незаметно, поступью страстных любовников, перебрались в по-стель под воздушные мелодии с предпоследнего трека «Коричневого Альбома». Чёрно-белые фотографии медленно сыпались с белоснежной простыни под сгла-женный, тягучий ритм их любви. Элис казалось, что они рождают вселенную. Звёзды ночного города закружились бешеным вихрем и разбились, словно хру-сталь, вместе с криком Элис. Она упала на Поля и прижалась грудью к его жилистой руке, будто сплетённой из стального троса.
- Бля… это было здорово… - задыхаясь, выдавила из себя Элис.
- Крепкий сон тебе обеспечен, сестрёнка. – пытаясь выровнять дыхание улыбнулся Поль. Выключив пультом музыку, он присел на кровати, взял с тумбочки пачку сигарет и закурил.
- Дай мне затянуться. – протянула руку девушка.
- Из моих рук. – он поднёс дымящуюся сигарету к её губам. – Много курить – вредно. Я и сам только после этого дела курю, ты же знаешь.
Они чувствовали себя как хорошо потрудившиеся люди, довольные результатом. Помутнение от марихуаны вышло из их тел вместе с оргазмом.
- Элис. – сказал Поль с сигаретой во рту. – Как ты думаешь жить дальше? Может, пора сделать шаг к новой жизни, а?
Когда француз поднимал эту тему, Элис не знала что сказать или просто боялась выпалить какую-нибудь глупость.
- Тебе пора выбираться наружу из этой норы. – продолжал он. – Сегодня – именно тот день.
- Макс меня просто так не отпустит…
- С Максом разберусь я.
- Он тебя грохнет, Пол. – усмехнулась Элис. – Грохнет, как нечего делать. На его руках уже столько крови, что он не побоится замарать их ещё раз.
- На Макса у нас есть достаточно материалов, чтобы упечь его за решётку. К делу подключились ФБР. А те копы, которые крышевали ваше заведение, уже как с неделю сидят, имей ввиду.
- Ты шутишь?
- Нет, не шучу. Раньше не хотел тебе этого рассказывать, но уже пора. Чего ты думаешь, он такой озверелый в последнее время? Нигер понял, что дни его рейха сочтены. У него есть только два выхода: сесть пожизненно или, выбрав всю казну «Доллхауса», броситься в бега. Но второй вариант не прокатит. Мышеловка уже поставлена, завтра-послезавтра он на неё клюнет и всё. – Поль затушил сигарету. – *нецензурная брань*.
- Я, кажется, начинаю понимать, почему он сегодня так яростно требовал деньги.
- Так что, солнце, пора тебе искать новую работу. – Поль посмотрел ей в глаза. – Может быть, я чем-нибудь смогу помочь. Есть у нас тут одна вакансия…
Элис оборвала предложение Поля поцелуем. Он понял, что продолжить тему лучше завтра за утренним чаем, и крепче обнял свою любимую сестрёнку.
Она не могла поверить, что её прошлая жизнь заканчивается, чёрный призрак в шляпе испариться навсегда, а его зловонный кукольный домик превратится в руины. Может, Поль навешал ей лапши? Нет, он не из тех людей. Если он что-то говорит или обещает – это всегда сбывается. Всегда. Стоит ли ей завтра идти в клуб? Смысла уже нет, но Макс может послать за ней своих парней, а это плохо кончится.
Поль уже умиротворённо дышал теплом в её ухо, а Элис никак не могла уснуть. Прокручивая в голове всевозможные варианты развития событий, она, наконец, погрузилась в сон.
Элис приснилась отрезанная голова червовой дамы. Она гримасничала и дико кричала на неё. Гусеница с головой дедушки проглотила даму, отрыгнулась, и сказала, что стоило обильнее посолить. На шляпках гигантских очкастых грибов танцевали техно крошечные люди, а в розовом небе висел Поль в позе лотоса и монотонно читал мантры. Татуировки на его теле извивались как ядовитые змеи.
Девушка вздрогнула и открыла глаза. Из окна холодным маревом лились предрассветные сумерки вместе с гулом первых электричек. Элис сбросила ноги с кровати и наступила на один из разбросанных по полу снимков. Кролик. Как мило. Она отбросила фото в сторону, накинула рубашку Поля и липкими шагами побрела ко входной двери. Длинный промёрзший коридор, лифт, снова коридор, и вот она у себя дома.
Лезвия для бритья – предмет не только мужской гигиены. Бритвы могут отличаться: у мужчин – чёрные, с резкими краями станки (даже название мужское, брутальное), у женщин – розовые, голубые или бежевые гладкие бритвочки. Но у всех них есть одна схожая черта – одинаково острые лезвия.

Элис вошла в ванную и включила завитую белую лампу над зеркалом. Покрас-невшими глазами она посмотрела на свои спутанные волосы, напоминающие вороньи перья, на бледные губы и ссадину на щеке. Кто это в зеркале? Человек, или падшее существо?
Когда лезвие тупится, его, как правило, не выбрасывают. Оно может пригодится, например, в затачивании карандаша. Но в искусстве резьбы по венам нужно использовать новенькое полотно с тефлоновым покрытием.
Развернув конвертик и отклеив лезвие от полупрозрачного вкладыша, Элис легла в ванную. Из крана струйкой потекла тёплая вода, по температуре напоминающая свежую кровь.
«Джиллет» - лучшего для суицида нет!
Жизнь налаживалась, или продолжала лететь в пропасть? Призраки окончательно отпустили, или появятся вновь? Странная любовь только родилась, или уже отживает последние часы в изношенном сердце? И вообще, стоит ли жить, когда ты просто не знаешь, как правильно это делать?
Она поднесла лезвие к руке.
Бусинки слёз разбивались о гладь воды, отражаясь эхом в узких стенах. В ванную как по волшебству вплыл пряный аромат Пуны и Джайпура, запах сандала и мистических, невиданных трав с других планет. «Пол… Полли…» - шептала Элис. Она вдыхала Индию и сознание возвращалась к ней. Сознание, как зубная щётка, забытое в квартире Поля. Вода окрашивалась в красный всё гуще. Наибольшую концентрацию цвет имел между бёдрами. Элис удивлённо посмотрела вниз, положила на раковину чистое лезвие и вылезла из кровавой ванны.
- Чёртовы месячные..!
Рубашка была окончательно испорчена, а её, по всей видимости, Поль хотел одеть сегодня на работу. Элис спустила побуревшую воду и закинула рубашку в стиральную машинку. Набросив халат, она вышла из квартиры и босиком, едва касаясь холодной плитки, пробежалась до лифта.
Поль лежал в той же позе эмбриона, что и полчаса назад. С короткими поредев-шими волосами он напоминал зародыша, окруженного плёнками и фотография-ми. Элис сбросила халат в сумрак и легла рядом. Она поняла, что француз при-творялся спящим, по его уж слишком присвистывающем дыхании.
- Пол.
- Хррр… фююю… хррр…. фююю…
- Пол, тридцать минут назад я хотела покончить с собой.
- Я знал, что ты дурочка.
- Когда ты рядом, я забываю, кто я на самом деле.
- И кто ты?
- Шлюха.
- Ты права. Ты - шлюха. Моя самая любимая шлюха в этой части Млечного Пути. Этого достаточно, чтобы жить.
Конец.
(vkontakte.ru/kamuikun)

Саундтрек
01) Тема Шляпника: the Knife - We share our mother's health
02) Тема «Доллхауса»: Александр Шукаев – HighTown03 (Paradise Cracked OST)
03) Тема Страны Чудес: Fever Ray - Coconut
04) Тема апартаментов: Fever Ray – If I Had a Heart и Depeche Mode – Strange Love
05) Тема Чеширского Кота: Underworld – Juanita/Kiteless/To Dream Of Love
06) Тема любви: Orbital - Halcyon + On + On
07) Тема Гусеницы: Fever Ray – Dry and Dusty
08) Тема помешательства в ванной: Underworld - Stagger
09) Тема Алисы: the Knife – Lasagna

Как тут не хватает шапки...)

Добрый день!
Уведомляем, что форум переезжает на более комфортный для авторов и их читателей сайт Sambook.by! В связи с этим вопрос: вы сами перенесете свои произведения туда или пусть наш модератор этим займётся? Перенос произведений со старого форума происходит с сохранением авторства на один аккаунт главного редактора.

П. С. В случае отсутствия какого-либо ответа произведение будет перенесено автоматически дней через семь)