Илья Царенко
Краски
Бросившим или брошенным.
Мне так трудно было сказать тебе это. Выдавить из себя слёзы этих слов стоя под гудящими проводами, среди лиц мёртвых электричек, слепо уставившихся на нас. Наши тени на сером бетоне перрона черны, как герои нуара и неподвижны, скованные холодным сквозняком невидимого тоннеля. Тоннеля, разделяющего нас. Я хочу коснуться твоих струящихся золотом волос, но не могу. Ты уже так непоправимо далеко и отдаляешься всё больше с каждой секундой проглотившей нас тишины. Только дождливые крики птиц, будто иглы, впиваются в этот кокон безмолвия.
- Мы – художники своих жизней. – твои замёрзшие губы оттаивают. – И знаешь, как трудно писать одну картину вдвоём?..
- Знаю. – скрипом заржавевшего механизма говорю я.
- Ты выплеснул на наш холст краски, которыми хотела писать я. Мои любимые краски…
- Я найду тебе новые… Точно такие же. И ты будешь писать ими.
- Нет, не надо.
- Я соскребу те краски и верну их в палитру!..
- Слишком поздно. – с надрывом шепчешь ты и твои губы вновь покрываются льдом.
Я хотел сказать тебе «прости меня», но теперь я понимаю, что это бессмысленно. Я уже так далеко, что мои молитвы не будут услышаны тобой. Как бы я не кричал, потерявший даже отчаяние, как бы не просил тебя. Сквозь тоннель ты услышишь лишь безжизненное эхо. Вздутую форму моего голоса, лишённую содержания. Я зашёл туда, где для меня не было места, коснулся лепестков твоих грёз своими жадными руками. Ревностно обжог своей одичавшей любовью крылья бабочки и теперь она летит от меня, рассыпая золотую пыльцу с каждым взмахом. И ты следуешь за ней, с холодной горечью оборачиваясь назад. Сквозь серые монолиты домов, сквозь паутины электролиний, сквозь уныло насвистывающие радиоволны. Бежишь от меня по миру, утратившему весь свой цвет.
- Но я люблю тебя… - выговариваю я, будто бью молотком по рельсам.
- И где твоя любовь? – ты смотришь мне в глаза. – Скажи.
- Во мне.
- А раньше она была и во мне, твоя любовь. Только пришло время, и она чёрной струёй стала просачиваться туда, куда ей вход был закрыт. Твоя любовь высосала оттуда весь цвет и стала рисовать им то, что хотела сама. Свои необузданные фантазии, от которых хочется убежать.
- Я люблю тебя! – кричу я, пытаясь разорвать кокон тишины. Но он только слегка вздулся и вернулся в исходное положение.
- Теперь ты любишь уже не меня. Твоя любовь вышла из меня без остатка. Сейчас ты любишь только свою любовь, жалкую обиду и призрака мира, ускользающего из твоих грубых рук.
- Я не верю, что это говоришь мне ты…
Я не верю. Я уже не верю в то, что раньше здесь бы мир, наполненный красками и теплом. Сейчас нас, а быть может только меня, окружает лишь скелет этого мира. Облезлые позвонки поездов и черепа многоэтажек, сияющие сквозь туман чёрными глазницами. Бетонное небо, покинутое солнцем, напоминающее осыпавшийся потолок и одинокая собака, лежащая под лавкой. Она смотрит в него сквозь голые ветви тополя, подняв к верху побелевшие глаза.
- Но мы же раньше друг друга лю…
- Не говори «мы». – ты прерываешь меня на слове. На самом важном для меня слове. – «Нас» никогда не было. Был «ты», слишком много «тебя». И одна «я», которую «ты» хотел сделать собой. Не я сейчас ухожу из твоего мира. Это ты давно ушёл, забрав у меня мой мир, мой цвет, которым я хотела помогать тебе рисовать нашу счастливую жизнь. Наш шедевр…
- Я отдам тебе твои краски. Бери и рисуй, как ты сама хочешь!
- Знаешь, сейчас мне будет лучше обрести новые. Вдалеке отсюда.
Здесь нет жертв. Только те, кто оступился и совершил ошибку, поддавшись своему древнему эго. В стуке подходящей к платформе электрички я слышу два слова: «прости» и «прощай». Но твои губы сомкнуты льдом. Наверное, так надо. Украденное безмолвно крадут у вора и развеивают по ветру белым пеплом воспоминаний. Я ничего не понял, но чувствую, что скоро пойму.
Двери вагона с шипением разъехались перед тобой, обнажив промёрзший тамбур. Твои каблуки отрываются от земли и я ощущаю на щеке влажное тепло расставания. Влажное от призрачных слёз, которые ты так стараешься сдержать.
- Прощай. И береги себя. – тихо говоришь ты и берёшь меня за локоть. Сжав в этом месте пальто, ты смотришь мне в глаза.
- Прощай. – как можно суше выдавливаю из себя.
Отпустив рукав моего пальто, ты заходишь в пустой тамбур. Вагон зашуршал неразборчивым голосом и двери сомкнулись, разделив нас навсегда. И внезапно я почувствовал, что должен тебе что-то вернуть. Что-то такое, что забрал у тебя из добрых намерений. Но, господи, что?Электродвигатель загудел, словно помогая мне поскорее понять это и через несколько секунд вагон тронулся. Ты смотришь на меня умоляющим взглядом, приложив ладонь в чёрной перчатке к стеклу. В пустом вагоне, забравшем тебя у меня. Но я, окоченевший от холода ветра и внутренних слёз, стою неподвижно.
Приклеившись взглядом к хвосту поезда, растворяющегося в тумане, я провожу ладонью по щеке, на которой остались капли тепла. На пальцах красным блеском сиял последний цвет этого мира, его последнее тепло, оставленное на прощание. И тогда я понял, что забрал у тебя и это последнее, так ничего и не вернув. И это самое малое, что мне ещё предстоит понять.
Конец.
